Ефрейтор Можегова

Любые фотографии военной поры передают нам настроение эпохи. И хотя фотобумага далёкого 1944-го уже изрядно пожелтела, она не исказила лиц, запечатленных на ней девушек. Ясные взгляды говорят об их решимости и готовности к самопожертвованию. Их изящные фигурки скрываются под походными армейскими гимнастерками. Военная форма визуально расширяет их плечи, а солдатский ремень, увы, не подменяет аксессуаров женского туалета.
Какими серьезными выглядят они… Между тем одной из них не было и двадцати. Двадцать лет - романтическая пора юности, прерванная войной...
Две подруги - военврач Валентина Старикович из Белоруссии и медсестра Елизавета Можегова из Коми республики - сфотографировались на память. Война их свела, война и разлучила их навсегда. Валентина погибла в самом конце войны, Елизавета встретила День Победы в Кенигсберге, вернулась домой - в родную деревню Якутинскую Ношульского сельского Совета Прилузского района.
Елизавета Ивановна Можегова, тетя Лиза, как она просила себя называть, на первый взгляд в быту доброжелательная и гостеприимная, скромная и стеснительная. В общении же начинаешь понимать, насколько многогранна и колоритна ее личность. Эта женщина в свои 80 лет являла собой живое олицетворение целой эпохи, вместившей в себя трагический военный, затем стабильный советский и нынешний сложный и противоречивый периоды в истории нашей страны. Однако, не взирая ни на какие перипетии судьбы, она и оставалась уверенной в жизни, в общении откровенно прямолинейной и вместе с тем взвешенной и осторожной в суждениях.
Вспоминая о войне, она не раз смахивала слезу, но тут же «брала себя в руки» и продолжала свой рассказ.
22 июня 1941 года весть о начале войны застала Лизу и ее одноклассников на сенокосе, во время которого под руководством учителя Л.П. Трофимова школьники несли обычную трудовую вахту. Прошло первое военное лето. Наступил новый учебный год. Но почему-то в школе отсутствовал директор и одновременно учитель немецкого языка И.Ю. Сергиевский. На вопросы учеников учителя отвечали: «Его увезли на войну». «Увезли на войну?» - недоуменно повторяли подростки. В чем заключался смысл этой войны, девчонка Лиза тогда еще не понимала. Одно помнит, что среди учащихся, в том числе и среди детей репрессированных «советских немцев», активно ходили слухи, что их всех скоро тоже «увезут»…
Следующим летом, а именно 5 июля 1942 года, выпускнице Ношульской восьмилетки Лизе Можеговой снова во время сенокоса односельчанин принес бумагу, в которой было предписано явиться в указанный срок на железнодорожную станцию Мураши. И только в дороге добиравшейся до станции на лошадях почти 100 верст, не достигшей призывного возраста, Лизе сообщили, что она направляется на «ту самую» войну.
Прибывшую в Вологду команду летских и прилузских новобранцев очень скоро распределили по воинским частям, земляки-попутчики разъехались по фронтам. В момент распределения Лиза болела гриппом. Тут у нее неожиданно появился заступник. «Эту детсадницу никому не отдам. Ее следует лечить», - услышала Лиза твердый голос. Перед ней предстал офицер медицинской службы. Познакомились. Тихон Николаевич Яковлев был командиром санитарной роты 131 стрелкового полка 71 стрелковой дивизии, что сражалась в составе Волховского фронта. По сути, он стал для Лизы на фронте покровителем, наставником и учителем. О себе он говорил мало. Знали лишь, что всю семью доктора убили немцы. Одинокий человек, он по-отечески заботился о Лизе, называл ее чаще не по имени, а просто «дочкой». Лиза выздоровела и осталась в подчинении Тихона Николаевича. Сначала работала санитаркой, а после недолгих курсов ее перевели в медицинские сестры.
Со временем Лизе присвоили ефрейторское звание, она была награждена медалью «За боевые заслуги». Но и ефрейторские погоны, и медаль «появлялись» на гимнастерке разве что на построении перед начальством. Ведь они могли зацепить раненых, причинить им большую боль. Лиза вытаскивала раненых с передовой, перевязывала, а затем изо всех сил тащила до санчасти. Сил дотащить здоровых мужиков до санчасти не хватало. Тогда ей в помощь давали специально обученных собак. Они ловко и скоро перетаскивали плащпалатки с ранеными на безопасное место. Четвероногие помощники поражали Лизу и тем, что всегда безошибочно указывали, в каком кармане окровавленной гимнастерки или шинели находятся у раненого документы. Иногда вместе с другими трофеями в части оказывались и немецкие собаки-санитары. С ними приходилось повозиться, чтобы научить командам на русском языке. А обучившись, немецкие собаки верно служили своим недавним противникам.
Собирая с поля боя раненых, Лиза накапливала и свои раны. Пуля задела плечо, осколок - предплечье. Чудом уцелела, получив ранение в позвоночник. Травма позвоночника заставила ее в будущем поступиться семьей. После операции доктор Яковлев объяснил, что она уже не сможет выносить и родить ребенка.
Война разбила жизнь людей, словно на две чаши весов; на одной оказывались семья, дети, счастливая жизнь, на другой - долг и служение Отечеству. И если у многих фронтовиков после войны эти чаши достигли равновесия, то у Лизы чаша служения Отечеству осталась в преимущественном состоянии навсегда.
После войны у Елизаветы Ивановны появились поклонники, но на все предложения о бракосочетании она отвечала отказом. «Какой мужчина не хочет наследника? - рассуждала она. - Зачем лишать человека самого большого счастья?». На всю жизнь осталась одна, надеясь только на себя и не забывая ужасов войны.
Увиденные на войне воочию изуродованные тела погибших солдат, виселицы, бомбежки в первое время вызывали депрессию. Почти с полгода Лиза не разговаривала с людьми, на вопросы докторов и сестричек отвечала кивком головы или односложно: «да», «нет», «хорошо».
Однако мир не без добрых людей. Полюбила Лизу и относилась к ней как родной сестренке доктор Валентина Старикович. Бывало, заметит ее плачущую, подойдет, погладит по плечу, скажет: «Ничего, сестренка, не пропадем!».
Месяц проходил за месяцем. Потом вдруг и страх притупился. Лиза перестала бояться смерти. Однажды призналась врачу: «Убьют, так и пусть. Не меня лишь. Вон их сколько погибает. Да я даже и писем из дома не жду». Мудрый Тихон Николаевич ответил неожиданно: «Не ждешь писем, дочка, легче время проведешь. Значит, живешь не домом, а военной жизнью живешь». Так Лиза стала военным человеком.
Фронт отступал. На окраинах блокадного Ленинграда простояли долгих полтора года. Под Ленинградом Лиза сполна познала, что такое настоящий голод. Ели, что было. Болотная вода или трава представлялись крепким чаем или хреном, а береста казалась сладкой и вкусной. Доктор Яковлев ругал ее за это «лакомство», говорил, что кору есть нельзя, желудок испортится. Когда же она не слушалась, он неоднократно повторял: «Не веришь, а потом вспоминать меня будешь». «Теперь каждый день вспоминаю, да поздно», - вздыхая, сказала Елизавета Ивановна.
После Ленинграда были Литва, Латвия, Эстония, Украина, Белоруссия, Польша. В Белоруссии довелось побывать в местах, где жила до войны Валентина Старикович.
Валентина была родом из многодетной семьи. С наступлением фашистов в самом начале войны стала сиротой. Ее мать и семерых сестер вместе с деревенскими жителями, согнанными на высокий берег глубокого озера, расстреляли немцы. Позже их тела фашисты утопили в озере. Гуляя в тех местах во время короткого фронтового перерыва, Лиза удивилась ландшафту. Высокие красивые берега озера никак не сочетались с темно-синей водой. Озеро притягивало взгляд своей глубиной. Ни о чем не подозревая, Лиза поделилась впечатлением с Валентиной, подозвала ее к этому месту. Валя подошла, помолчала и …упала в обморок. Подбежавший Тихон Николаевич оказал помощь, рассказал Лизе о трагедии и посоветовал: «Дочка, не нужно напоминать. Уйдемте отсюда». Со слов ветерана, во время войны старались лишний раз не любопытствовать друг у друга о семьях и родственниках. Никто не хотел ненароком причинять боль воспоминаний и без того травмированным душам.
После Польши полк направился к Кенигсбергу. Масштабы боев за этот город поражали воображение, видавших и испытавших всякое, бойцов. «Кругом копоть, дым, гарь. Вокруг ничего не видно. Нам советовали дышать в землю, но и от нее был запах. А сколько там полегло - не сосчитать. Обойти трупы было невозможно, по ним ходили. Мы только какую-то малую часть раненых спасли», - с сожалением в голосе говорила Елизавета Ивановна. В «очередном походе» за ранеными подорвалась на мине Валентина Старикович. Страшно было, пять человек одновременно исчезли с лица земли. После тех событий, как вспоминала Елизавета Ивановна, слезы не сходили у нее с глаз с полмесяца. А когда освободили город, плакали все. И женщины, и мужчины. Не скрывал слез даже уравновешенный и невозмутимый Тихон Николаевич.
В начале мая 1945-го года бойцам лазарета дали время на отдых. Сослуживцы Лизы пошли искупаться в море. Она же из-за ранения ноги в соленую воду войти не решалась, осталась на берегу. Вдруг - гул над головой. Побежала к своим предупредить… А дальше только и помнила Елизавета Ивановна - бухнуло, очнулась, в голове шумит, говорить не может, ничего не слышит. Позже рассказали, что на нее обрушилась стена дома. Ее долго искали и, зная, что далеко уйти не могла, принялись откапывать.
«В рубашке родилась», - накладывая повязки, радовался за нее Тихон Николаевич. У Елизаветы Ивановны была поражена лобная часть головы. «Вытащили» только два осколка размером с фасоль. А мелкая дробь песчинок и гальки, прощупывались и выходили через глаза Елизаветы Ивановны всю жизнь.
Демобилизовалась Лиза летом 1945-го года. Возвращалась из Кенигсберга в телячьих вагонах вместе с угнанными в концлагеря женщинами и детьми. Пока ехала, мечтала, что, наконец, она приедет домой, напьется чистой воды, накупается в матушке-Лузе и наестся - «чистой водой же». Но дома никого не оказалось. Не спавшая несколько суток, уставшая, она прямо у порога бросила шинельку, и, как бывало на фронте, подвернула под голову рукава, свернулась в клубок, укрылась той же шинелькой. Заснула. Разбудил ее отец. Увиделись. Обнялись.
Вот и приехала. Вспомнила, что... на прощание Тихон Николаевич напутствовал: «Не волнуйся, мы не потеряемся. Все будем на воинском учете». Они долгие годы переписывались. «Я хоть стар уже, мне 83 года, но все хожу врачей учить. Молодые преподаватели есть, но старый обычай нужно знать», - делился в письмах Елизавете Ивановне ее фронтовой заступник.
После войны он создал новую семью, вырастил двоих дочерей. А в 1998 году в деревню Якутинскую пришла телеграмма: «Ушел из жизни твой начальник…».
Многому научил Лизу Тихон Николаевич. По его рецептам она делала различные настойки, лечила свои многочисленные раны. «Я не люблю больницы. Там очереди, а мне сидеть долго тяжело. А вне очереди я не могу, люди же не зря к врачу пришли, значит, что-то беспокоит. Боль у всех одинаковая. Я своими лекарствами справляюсь, знаю, какая трава от чего поможет».
До самой пенсии Елизавета Ивановна Можегова работала бухгалтером в Ношульском леспромхозе. Дела по дому, проблемы родных не давали покоя, некогда ей было сидеть сложа руки. «Ведь все это совсем не трудно, коли здоровье есть, - считала фронтовичка. - Не приведи, Господи, только войну пройти…». 
Елена БОЛЕ.
18 сентября 2010 года Елизаветы Ивановны не стало. Вечная ей память.